Adventist identity (Читать всем!)

Если посмотреть на адвентистов седьмого дня с точки зрения любой религии мира и спросить: что составляет основу их религиозной идентичности, то справедливо будет предположить что большинство в своих ответах ограничится тем, во что они верят. Например, «я верю в субботу и в скорое пришествие, буквальное возвращение Христа, и те принципы которые придерживаются адвентисты. Для пионеров нашего движения этот ответ был бы очевиден и понятен. Если бы мы сказали что адвентисты это многонациональное движение с большой организационной структурой (образовательной, медицинской, издательсткой и т.д.) то такой ответ для пионер был бы чужд.
Е.Уайт верила что создание и развитие учреждений и организационных структур приготовит наш народ духовно, физически и умственно к скорому второму пришествию Христа (независимо от того, сколько придется ждать этого пришествия). Другими словами, учреждения адвентистов были созданы чтобы «приблизить конец». Все наши институты были созданы для поддержки наших убеждений и верований в контексте надвигающегося конца мира. С одной стороны эти институты помогают отделиться от секулярного общества (свои больницы, санатории, издательство), с другой стороны эти институты снизили саму отдаленность от мира и поставили под вопрос идентичность адвентистов.
Интересно то, что этот развивающийся идеологический переход от близкого пришествия к пришествию которое отложено, или замедленно, взрастил семена напряженности между сектантской изоляцией и социальными интересами; между доктриной и делами; между проповедью о близком конце света и тем, чем мы в действительности занимаемся до возвращения Господа. В то время как учение меллиритов было сфокусировано на скором втором пришествии, их последователи занимались уже обустройством в этом мире. Таким образом, в то время как адвентисты продолжают говорить о вере в скорое пришествие, это верование сейчас разбавлено действительным положением дел, а именно, что время их земного пребывания остается неопределенным.
Таким образом, имеет место парадокс. Имея первоначальное желание создать уникальные учреждения помогающие отделиться от мира, в согласии с советами Е.Уайт и, затем, применить эти самые институты для евангелизации мира, адвентизм тем самым оказался между двумя противоположными крайностями. Учреждение институтов в попытке ускорить ожидаемый конец мира (через успешный евангелизм), ведет к отрицанию основы существования движения, т.е. проповеди о скором пришествии. Главная дилемма, перед которой оказались адвентисты, - следует ли заменять конечную цель временными целями. В то время как адвентизм дает высокую оценку разного рода церковным институтам, созданным в поддержку церкви по всему миру, важно рассмотреть влияние, которое оказывает институционализм на его идентичность.

В действительности, организационные и иституциональные формы современного адвентизма могут подавлять (пусть даже не явно) верования адвентизма, которые до сих пор использовались как единственный метод выражения идентичности. Robin Theobald показывает понимание этой напряженности в рамках адвентизма когда заявляет:
«Имеет место некий парадокс, в том, что движение которое до сих пор формально отождествляет себя с верованием о надвигающимся конце всего, тем не менее, продолжает развивать свои институты и деятельность направленную на сохранение и улучшение своего земного бытия (1985: 110).
В утверждении адвентисткой идентичности на абстрактной теологической теории кроется опасность. Дело в том, что при этом игнорируются социоисторические и культурные контексты. Другими словами, богословский идеализм часто далек от данной исторической реальности, что вызывает кризис идентификации. Для меня очевидно, что движение адвентистов является одновременно и социальной реальностью и обществом имеющим поручение от Бога. Об этом пойдет речь далее.
Как уже было упомянуто выше, практика создания религиозной идентичности основанной только лишь на системе верований – неадекватна, так как богословские перспективы требуют измерения в реальном времени. Другими словами, система верований представляет собой абстрактные определения, оторванные от социокультурного и исторического контекстов. Для понимания адвентисткого бытия в этом мире, нашей идентичности и деятельности, могут быть полезными другие дисциплины, такие как социологические, антропологические, психологические, исторические и т.д.
Известно, что адвентизм появился как пророческое движение, основанное вокруг харизматической фигуры Елены Уайт. Макс Вебер утверждает что харизма – феномен типичный для всех пророческих религиозных движений (1947: 370). Под харизмой он имеет ввиду качество личности человека посредством которого он\она получает статус особо одаренного сверхъестественными способностями. Эти качества недоступны простому человеку и имеют божественное происхождение. На этой основе, такая личность считается пророком или лидером (1947: 241-242).
Вебер подчеркивает тесную связь между лидером и теми кто ему следует: «Первостепенную важность здесь представляет то, как личность пророка рассматривается теми, кто признает его пророческий авторитет, т.е. его последователями и учениками. Это признание имеет решающий фактор для подтверждения истинности харизмы (1947: 359).
Т.е. не божественное пророческое призвание имеет важность но роль последователей в признании и поддержке этого призвания.
«В своем чистом виде харизматический авторитет имеет характер чуждый по своей сути повседневным рутинным структурам. Социальные отношения имеют сугубо личностные характеристики и основаны на достоверности и практике харизматических качеств личности. Если это не остается чисто переходным феноменом, но приобретает характер постоянных отношений формирующих устоявшееся общество учеников или группу последователей или организацию, то это требует радикального изменения характера харизматического авторитета. В самом деле, в своей чистой форме харизматический авторитет может существовать только на самом раннем этапе. Он не может быть стабильным и становиться со временем традицией или же подвергается рациональному осмыслению, или же происходит и то и другое вместе” (1947: 363, 364).
Более того, рутинизация не только включает переход от спонтанного и текущего к организационной рутине и упорядочиванию, но также действует на уровне идеологии. Таким образом, «харизматическая весть постепенно фиксируется и систематизируется» (Theobald, 1979: 169). Разработка и кодификация доктрины постепенно постепенно утверждает ее собственную лигитимную основу и часто становится устоявшейся традицией. Вот почему харизма и формализм противоположны друг другу. Такая ситуация объясняет причины трудности перемен в давно существующих религиозных обществах. Также становится понятно почему формализация фундаментально противоположна новым инициативам. Наличие доктринальной систематизации и традиции остается критической точкой современного адвентизм.
Более того, адвентизм продолжает испытывать напряженность между сектантскими импульсами и деноминационными тенденциями. Когда сектантские движения развиваются и взрослеют, они склонны приспосабливаться к обществу против которого они в начале выступали и постепенно происходит иституализация.
H. R. Niebuhr пологает что секта в основе своей нестабильная религиозная организация, склонная со временем трансформироваться в церковь. В результате этой трансформации, члены церкви, которых изначально устраивала именно секта, более не находят этого измерения в церкви. Со временно это приводит к разладу, который порождает дальнейшее разделение и зарождение новой секты. Стоит ли удивляться тому, почему адвентизм претерпевает воздействие ряда антагонических независимых движений, сторонники которых убеждены что церковь отступила. И причина этого не только в различных богословских взглядах.